Я была поражена не меньше его и лишь подтвердила его слова:

– Я тоже так считала до этой минуты. Видимо, ее заставило решиться на это какое-то чрезвычайно важное дело.

– Надеюсь, нам сообщат – какое именно?

– В том случае, если мы не опоздаем на обед. По-моему, нам деликатно намекнули на это.

И, не сговариваясь, мы чуть ли не бегом, обгоняя друг друга, бросились к дому.

Мы с таким нетерпением дожидались этого обеда, как будто постились как минимум месяц. Но Ксения Георгиевна появилась в гостиной только после того, как посетила баньку и смыла с себя всю дорожную пыль. А, усевшись во главе стола, взяла на себя обычные застольные обязанности, то есть следила, чтобы каждый из ее гостей перепробовал все кушанья, и чтобы прислуга успевала заменять тарелки. И только по озорному блеску в ее глазах можно было догадаться, что она прекрасно понимала, что нам с Петром было теперь совсем не до пирогов.

И только за традиционной чашечкой кофе она, наконец, смиловалась над нами и рассказала свою историю.

– Ох, уж эти мне дороги, – начала она издалека, – зарекалась не покидать дома. Так нет же, помчалась… очертя голову… Хорошо, хоть съездила с толком.

После этого она подняла глаза на нас с Петром и, увидев, наши внимательные лица и напряженные позы, расхохоталась по-девически задорным молодым смехом.

– Ладно, расскажу, а то еще расплачетесь чего доброго. Ровно дети, честное слово… – Она откашлялась, отхлебнула маленький глоток из своей серебряной кофейной чашечки и продолжила: – Собиралась я навестить одну свою старую знакомую…

И не замолкала уже до тех пор, пока не выложила нам всего. А когда вы узнаете, что ей удалось узнать, то поймете, с каким вниманием мы ее слушали, боясь пропустить хотя бы слово.

Но я не буду уподобляться вредной старушенции и не стану испытывать вашего терпения, а расскажу все без лишних вступлений и проволочек.

У Ксении Георгиевны было бесконечное количество знакомых, точнее, не было в губернии сколько-нибудь известного лица, ей НЕ знакомого. В этом отношении даже Петр Анатольевич мог ей позавидовать. Причем, с большей частью известных ей людей Ксения Георгиевна поддерживала чудесные отношения…

Ларису Васильевну Погребельскую Ксения Георгиевна считала своей подругой, и была знакома с ней едва ли не с девичества. Лариса Васильевна была ее ровесницей, но сохранила богатырское для своего возраста здоровье и не могла усидеть на месте и дня. Каждую осень отправляясь в Петербург, где сохранила принадлежавший ее мужу дом на Песках, а летом возвращаясь к себе в деревню, разъезжала по саратовским знакомым, рассказывала о своей петербургской жизни и давала хозяйственные советы, считая себя специалистом практически в любой области человеческих знаний. Благодаря подобному образу жизни, Лариса Васильевна была в курсе всех губернских событий, поэтому для Ксении Георгиевны была человеком незаменимым.

От Елшанки по деревенским понятиям жила эта самая Лариса Васильевна недалеко, хотя и не так близко, чтобы Ксения Георгиевна могла навещать ее без особой нужды. Теперь она решилась на это путешествие по единственной причине: Лариса Васильевна была знакома со многими людьми, с которыми сама Ксения Георгиевна по той или иной причине дела иметь не желала. Таких людей среди ее знакомых было немного, но одним из них был граф Орловский. А после моих рассказов о нем, Ксения Георгиевна почувствовала к нему большой интерес.

– Лариса приходилась родней его вдове, и я надеялась получить у нее ответы на некоторые возникшие у меня вопросы, но по пути натолкнулась на ваших, Катенька друзей…

Ксения Георгиевна лукаво прищурилась.

– Догадываетесь, кого я имею в виду?

– Нет, – честно созналась я.

– Господина Алсуфьева со товарищи, и знаете, где я его встретила?

– Понятия не имею.

– На выезде из Куницына. Я как раз проезжала мимо…

– А что ему там понадобилось на этот раз? – опередив меня, задал мой вопрос Петр Анатольевич.

– Вот и мне это показалось любопытным, – заговорщицки подмигнула Ксения Георгиевна, неожиданно напомнив этим какую-то сказочную разбойницу. – Поэтому я и сделала вид, что у меня поломалась карета и свернула в Куницыно, лишь только Алсуфьев скрылся с глаз.

– Ну и как, починили вам там карету? – неудачно пошутил Петр Анатольевич, волнение не самым лучшим образом отразилось на его остроумии.

Чего нельзя было сказать о Ксении Георгиевне. С самых безобидным видом она поддержала эту замечательную тему:

– Представьте себе – да. А заодно перековали одну из моих пристяжных. Она в последнее время что-то захромала, а в Куницыне весьма неплохой кузнец, так что, если что – могу дать рекомендацию…

– Ксения Георгиевна, не обращайте на него внимания, – не выдержала я, – Вы же не станете утверждать, что только это и можете нам сообщить?

Видимо, столько нетерпения и мольбы было в моем голосе, что Ксения Георгиевна без околичностей перешла к сути вопроса:

– Разумеется. Да будет вам известно – в Куницыне проживает ныне несколько моих бывших крестьян. Вернее, крестьянок, поскольку они оказались там, выйдя замуж за синицынских мужиков. Так что знакомых я там могла найти без труда. Более того, первая же крестьянка, вышедшая из усадьбы Павла Семеновича, узнала меня и пригласила в дом. Она еще при жизни хозяина вела там практически все хозяйство, и продолжает присматривать за домом по сию пору. Надо ли говорить, как я обрадовалась этому обстоятельству?

Варвара – так зовут эту неглупую молодую женщину – неплохо ко мне относится и еще с детства была со мной откровенна. В результате я получила все новости, так сказать, из первых рук. Думаю, – она с улыбкой посмотрела на Петра, – они не покажутся вам скучными.

Петр проглотил эту колкость без звука.

Оценив его выдержку сложной мимической игрой, Ксения Георгиевна продолжила:

– Алсуфьев со своими архаровцами заявился в Синицыно ранним утром, и за полдня устроил там настоящий разгром.

– Что же ему там понадобилось? – спросила я.

– Варваре он, как вы понимаете, в своих действиях отчитываться не обязан, но из случайно (или не совсем случайно, что более вероятно) брошенных им при ней слов она сделала вывод, что Алсуфьев предпринял этот дополнительный обыск (а это был именно обыск), чтобы найти какие-то необходимые ему вещественные доказательства убийства. «Убийцу он споймать никак не может, – объяснила мне Варвара, – так ищет его следы». Точнее не скажешь.

– Что-то он поздновато спохватился.

– Несомненно. Но самое интересное не в этом. Больше всего его интересовал крестик…

– Крестик? – на этот раз воскликнул Петр, не сдержав удивления.

– Да, крестик. С шеи Павла Семеновича Синицына. Он чуть до слез не довел Варвару своими подозрениями…

– Какими подозрениями?

– Он грозился сослать ее на каторгу за пособничество убийце, и требовал, чтобы она вернула ему эту важнейшую улику. Не думаю, что он на самом деле заподозрил ее в воровстве. Просто такие у него методы дознания…

– Бред какой-то, – пробурчал под нос Петр Анатольевич.

– Не знаю, бред или нет, – улыбнулась Ксения Георгиевна, – но, если мне не изменяет память, вы, Катенька говорили нам об одном крестике… А мне давно не давал покоя вопрос, что именно искала на груди у Синицына Люси.